Наедине со всеми: певица Алина Делисс о старте карьеры, своей миссии на сцене и работе со зрителями
Ее особенность — петь душой и для народа, а цель — сделать людей капельку счастливее.
В какой момент вы решили, что вам нужно на сцену?
– Как только поняла, что я создаю что-то необходимое для людей.
Это в какой временной промежуток?
– Лет четырнадцать назад. Мне 26 было, я родила, и для меня одномоментно раскрылся глубокий и всеобъемлющий мир материнства… А до этого выражалась в танце, выступала, в 2000-х были яркими площадки на просторах казино, «Метелица», «Голден Пэлас», немного проработала в модельном агентстве «Види Вичи» с перспективой на Италию… чему не дано было осуществиться. Ну тут надо углубляться, если говорить о том, как я приехала в 17 с половиной лет в Москву, — это совсем другая история.
Начните с того момента, когда вы можете сказать «вот это я».
– Да они всегда были, эти моменты, только как-то дробно шли. Просто однажды я решила жить исключительно своим творчеством.
В принципе, я составила вновь себя сама, и с тех пор мне интересны всесторонние люди, интересны как личности разного уровня и класса. У всех разное восприятие жизни, но сразу видно, счастлив ли человек, свободен он от каких либо оков или нет. На своих выступлениях я стараюсь максимально расслабить людей, увести их от всевозможных размышлений, переживаний, неуверенности в себе, чтобы они просто ощутили свой сущность, свою душу, звучащую в унисон с этим миром. Ведь в течение жизни человек порой забывает себя, забывает то, что делало его счастливым, начинает плутать в лабиринтах.
У вас были такие ситуации в жизни?
– О, сколько раз, но я пытаюсь не отходить от себя далеко. (Смеется.) Было такое, особенно в юности, когда себя теряла. Мне казалось, что я так оторвалась ввысь, мне так хорошо, я такая независимая — такая безответственность к себе, к своим близким. Ну подумаешь, не позвоню, я не испытывала никогда этой боли, что человек переживает обо мне, я играла этим. Но потом поплатилась очень сильно, когда сама ждала звонки месяцами, а никто не звонил. Я поняла, что значит отчужденность.
Алина, помните свое первое выступление?
– (Смеется.) Еще бы, как такое забыть! Мне было года три. Моими первыми слушателями были… гуси. Такие породистые, мясистые, красивые невозможно. Я им пела, а они подхватывали. (Хохочет.) Однажды в какой-то кульминационный момент моего выступления (у меня был посох в руках — такая деревяшка) я подпрыгнула, а когда приземлилась, мне этот посох содрал пол-лица. Но потом заросло, нормально всё. (Смеется.) Да много чего было. Вот этот палец мне откусила собака в детстве. (Показывает.) У меня вся жизнь с приключениями: я и тонула, и машина меня сбивала… В юности в 90-е вообще меня приложили так, что до сих пор след остался от ножа. Надо было сдать одного человека, а я не сдавала. Меня решили припугнуть и приложили нож к груди. Вот такие суровые годы, поселок городского типа, свет горит только на одном пятачке… А так я стихи писала с 9 лет. Пела тоже, хотя у меня не было музыкального образования, но была харизма и привлекательность. Как только появлялась на сцене, люди сами подтягивались и создавался праздник.
А когда случилось, что вы решили петь профессионально и стали записывать песни? Хотя сейчас время интернета: выложил песню — ее сразу же разнесли. Так?
– Не совсем. Всё своими силами. Начинала я всё это для души, для того чтобы отвлечься. Писала стихи — женские, чувственные и в интернет выкладывала. Потом стала их записывать, озвучивать голосом. Людям понравилось. И я стала искать преподавателя по вокалу.
Почему вы в Москву приехали и стали танцевать, а не сразу пошли прямой дорогой как исполнительница?
– Мне было лет семнадцать, на каком-то конкурсе я пела песню Булановой «Ты молчишь, куришь и молчишь». Вдруг на самых верхних нотах у меня сорвался голос. Могли бы не заметить. Но что сделала я? Вложила микрофон и ушла со сцены. Мне говорят: «Возвращайся», — а там ведь жюри, надо же, чтобы меня еще оценили. А я сказала, что не выйду и вообще не хочу больше петь. Я ощутила какой-то безумный страх, что не смогу больше петь. Поэтому в Москве, до того как начала заниматься танцами и модельным бизнесом, работала в Подмосковье официанткой, то
есть дорога была долгой и витиеватой. А когда уже вернулась всё же к своим душевным истокам — певческой карьере, то заболела менингитом. Я напрочь всё забыла, был поражен мозг, училась заново вспоминать, анализировать, размышлять. Это был непростой период, моя память сильно пострадала. Даже сейчас, когда пою, я ухожу в эмоции и могу забыть слова. У меня тут же голос останавливается, я сразу начинаю сковываться, мне страшно.
Психологи скажут, что у вас появился блок. Почему вы его до сих пор не проработали?
– Мне нужно прорабатывать именно в жизни, не в психологическом плане. Дело в том, что меня особо не любили в жизни, я всегда добивалась любви, я не понимаю, что такое быть любимой. Не знаю, как это, чтобы меня любили вопреки, только потому, что я есть. Я всегда должна была заслуживать любовь.
Вы так для себя решили сами?
– Нет, я это на себе почувствовала. Меня просто так никто не любит. Так сложилось. Так бывает. (Смеется.) Или я еще не встретила такого человека. Я должна была всегда работать над всем, что у меня есть. И для меня бывает сложно понять любовь мужчины по отношению ко мне, я ее не осознаю, не понимаю, видимо. Нет примера, я его, скорее всего, не видела в юности… Стало быть, ищу всю жизнь свой пример… (Улыбается.) Раньше я если влюблялась, то сама шла на таран и добивалась этой любви — наверное, так я не давала им шанса проявить любовь со своей стороны. А теперь я решила, что всё изменится и буду ждать своего мужчину. Даже если мне кто-то понравится, я не пойду его сама завоевывать. Я бы сказала, что расставила приоритеты и предназначила первоначально себя для Бога, ребенка и сцены, для меня этого достаточно, пока целостно не созрею для понимания жизни и ее сути.
Наверное, когда это будет напечатано, то прозвучит пафосно, прямо как миссия.
– Может быть. Но я на самом деле отреклась от некоторых таких… Раньше я искала любовь, своего мужчину как женщина — импульсивно, интуитивно: ты хочешь для него нарядиться, хочешь быть для него женщиной.
В какой-то момент поняла, что я не смогу, я отдана творчеству. И наряжаюсь я для своих зрителей. (Улыбается.)
А для себя?
– Для себя? Да, через них. (Смеется.) Я хочу, чтобы им было приятно.
Вы опять хотите что-то отдать?
– Да, к сожалению или к счастью, я такой человек — всегда больше отдаю, чем отбираю. Мне часто говорят: «Зачем ты эту красоту в народ?» А я отвечаю: «Я вообще-то верю и люблю людей. Как можно в таком случае иначе? Я верю, что их интеллект можно поднять, их интерес к эстетике, культуре, образованию, отношениям». Это тяжело, но нужно работать, и если этого совсем не делать, то этого совсем не будет. В советское время мы могли ценить красоту, могли быть культурными, образованными. Почему сейчас мы этого не должны делать? Когда выхожу на сцену, я работаю с народом, а он бывает разный.
А что значит «работаю»?
– Я не просто прихожу, чтобы дать концерт, я душевно выкладываюсь, всю себя отдаю зрителям. Я хочу чувствовать их счастливыми и свободными. Хочу видеть, как зажигаются их глаза, именно в этих огоньках и хранится их жизнь, их луч и вера, их надежда. Люди подходят ко мне после концертов и плачут, говорят: «Мы забыли, что у нас есть душа». Для меня это тот результат, который я хочу людям дать, чтобы они почувствовали себя живыми, чтобы у них душа жила, выдохнула, вздохнула, порадовалась, утешилась, чтобы они пожалели себя, поняли, возможно, свои ошибки, простили бы других.
Разве так не каждый артист работает?
– Не знаю. Не могу сказать. Каждый по своей вере и энергетике.
А кто приходит к вам на концерты?
– Разные люди. Бывает, что и молодежь. Как-то две девочки 16–18 лет подошли ко мне и сказали: «Мы так искали ориентиры и не могли их найти. Спасибо большое, что вы есть», — для меня это было настолько удивительно и трогательно. Есть у меня поклонница, ей за 70. Она, как увидела меня, сказала: «Вы свет. Я счастлива, что вы есть». Люди находят то, что бы я им хотела дать. Конечно, я бы хотела, чтобы этот мир был благодатным, отзывчивым, чтобы люди измеряли друг друга не по достатку и статусу, а по поступкам осознанной ответственности.
Алина, слушаю вас и понимаю: уверенности вам не занимать.
Это не так. Я же приехала из ниоткуда в никуда, у меня есть определенные барьеры, заморочки, что коренные жители имеют право, а я тут постольку-поскольку. В любом случае, это не я всё сама, меня будто толкает что-то: иди, сделай, поговори, договорись. Сама по большому счету я мало что могу и изначально могла. Я достаточно верующий человек и считаю, что без Бога ничего не будет. Понимаю, что без веры я бы и не выдержала жизнь, и не оценила. Сколько раз я падала и только с верой снова поднималась.
У вас есть программа на «Европе Плюс», вы там общаетесь с артистами. А как вы выбираете гостей в свою студию? Вам тоже интересны те, кто, как вы, отдает себя, или просто те, кто на повестке, или вас вообще не спрашивают?
– Советуемся. Все, кого приглашали до сих пор, — это были люди с интересными жизненными историями. Иногда менеджер артиста говорит: «Нет, это не нужно писать, не нужно показывать», а я возражаю: «Почему же?» Ведь самое интересное, когда человек не теряет себя и помнит всё, важно вытащить эти воспоминания. Не нужно прятаться за какими-то ширмами, оставляя где-то свою сущность, ведь один раз ты потеряешься и после этого начнешь себя штриховать и станешь бездушным камнем в итоге. Человек не должен себя терять, даже если он достигает немыслимых вершин, всё относительно в жизни. Всегда можно внезапно и незаметно упасть, а внизу, может так оказаться, ты никого не найдешь, кто тебя
поддержит.
У вас есть те, кто вас поддержит?
– Я надеюсь, что не упаду. Надеюсь, что буду идти соразмерно моим силам. Я сама для себя большой критик, сама себя сильно бичую. Всему, на что я претендую, я должна соответствовать.
Вы только свои песни поете или нет? Мне показалось, что они очень разные.
Только свои. Они разные, как и жизнь… (Улыбается.) Жанр сложный, неошансон — о жизни, слепить из того, что есть и было. Сначала я совершенно не представляла, что буду петь. Начала записывать песни с поэтом-песенником, с которым меня познакомили, писали песни, в спорах рождалась истина, делала ревью «Мысли женщины в слух». Приходилось машину продавать, закладывать личные вещи, сдавала собственное жилье, а на разницу снимала более скромное, потому что верила им, искала возможности для творчества и его осуществления, что мы будем гастролировать и нас ждет то прекрасное, которое создаем для людей. Дело в том, что у меня очень хороший материал был записан, он был мне очень дорог. Я тогда не блистала особенно своими вокальными данными. И клипы снимались за 15 тысяч — такие открытки. Мне советуют убрать их, а я считаю, что это мой опыт, мой путь. Сейчас я перезаписываю альбомы, которым 8–10 лет, там хорошие тексты поэта Вячеслава Качина и композитора Павла Зюзина, но качество звука и инструментов очень слабое. В этих песнях самое нужное и живое: настроение 60–70-х годов, романтика, про Гагарина — я бы очень хотела, чтобы эта работа была услышана и оценена. Должно передаваться что-то такое душевное, человеческое. Сегодня немного вкусы поменялись, взгляды. Сейчас работаю с Владимиром Курто и с Константином Арсеневым — он написал множество хитов и для Шуфутинского, Лепса, Аллегровой. Мне увлекательно и интересно работать с такими всеобъемлющими людьми, творцами. Они многое прожили, пережили, но сохранили в себе человеческое. Это благодать такая, когда человек в любом случае сохраняет в себе веру, человечность. Сейчас это особенно ценно и важно. На сегодняшний день человечество испытывает необходимость в пробуждении своих подлинных, исконных чувств.
Читать в источнике:
